а Идику присоединился к своим сторонникам и обрадовался своим приятелям и наперсникам, то последний принялся за разведку дел Токтамыша, остерегался и оберегался его, но приготовлялся и вооружался к отражению его, не будучи в состоянии зашить то, что разорвал, и починить то, что разломал. Кроме того, он не мог присвоить себе название султана, потому что таким, будь это возможно, (непременно) провозгласил бы себя Тимур, завладевший (всеми) царствами. Тогда он (Идику) поставил от себя султана и в столице возвел (особого) хана, созвал к нему предводителей левой стороны и начальников племен ее. Они вняли зову его и прибыли к нему, будучи сильнее других и безопасны от злобных действий Джагатайцев и несправедливости их. Вследствие этого султан его усилился, и хан его обогатился (целыми) караванами полчищ; основания его в столице утвердились, и столбы его (власти) возвысились. Что касается Токтамыша, то он — когда страх его отошел и в мозгу его (опять) утвердился разум, а враг его ушел и спокойствие его водворилось — собрал войска свои и призвал на помощь народ свой, который и помог ему. Не прекращались удары боя в ожидании битвы между ним (Токтамышем) и Идику и, глаза покоя, точно веки судьбы, претворяющейся слепой, не переставали смыкаться для примирения их друг с другом. Дошло до того, что они сразились между собой 15 раз, (причем) раз тот одержит верх над этим, а другой раз — этот над тем. Дела племен Даштских стали ухудшаться да расстраиваться и, вследствие малочисленности убежищ и крепостей, подверглись разъединению и розни, тем более, что на них нападали два льва и налегали две беды. Большая толпа их ушла с Тимуром, которому она стала подвластной и у которого находилась в плену. От них отделилась часть, которая не поддается ни счету, ни счислению и не может быть определена ни диваном (палатой), ни дефтерем (списком); она ушла к Румийцам и Русским и по своей злополучной участи и превратной судьбе своей очутилась между христианами многобожниками и мусульманами-пленниками, точно так, как это случилось с Гассанидом Джабала. Имя этому отряду — Карабогдан. По этим причинам жившие в довольстве обитатели Дашта дошли до оскудения и разорения, разъединения и безлюдства, нищеты и совершенного извращения. Они дошли до того, что если бы кто поехал по нему (Дашту) без вожака и руководителя, то он, вследствие опустошения его (края), непременно погиб бы при переездах своих. Летом ветры сдувают пески и скрывают да сметают дорогу путнику, а зимой снег, падающий там, скопляется на ней и покрывает ее, так что вся земля его (Дашта) пустынна и жилища его безлюдны, привалы и водопои покинуты, пути его, по всему вероятию, губительны и недоступны. Пятнадцатое сражение было не в пользу Идику: он был разбит и рассеян, обращен в бегство и прогнан. И погрузились он да около 500 человек из его приближенных в море песчаное, которого никто не знает. Токтамыш стал единодержавцем в царстве, и очистился для него Дашт-Берке, но при всем том он жаждал известий об Идику и делах его да очень желал собрать сведения о том, как он погиб в песках своих. Так прошло около полугода; исчезли след его из глаз и молва о нем с языков, но Идику был превосходный знаток этих песчаных бугров и холмов и (один) из тех, который поступью ног своих (часто) пересекал поверхность этих бесплодных и диких степей. Он шел, выжидая и высматривая, размышляя и обдумывая смысл того стиха, который я произнес: «Следи за делом и высматривай удобный случай, пользуйся временем, когда оно настало, и соединяй терпение с рассудительностью; таким способом лист тутового дерева становится шелком».

Убедившись, что Токтамыш отчаивается в нем и уверен, что его растерзал «лев смертей», он (Идику) стал допытываться вестей о нем, выслеживать и высматривать следы его, да разведывать, пока из (собранных) сведений не удостоверился в том, что он (Токтамыш) один без войска (находится) в загородной местности. Тогда он, сев на крылья коня, укутался в мрак наступающей ночи, занялся ночной ездой и променял сон на бдение, взбираясь на выси так, как поднимаются водяные пузыри, и спускаясь с бугров, как опускается роса, пока (наконец) добрался до него, (ничего) не ведавшего, и ринулся на него, как рок неизбежный. Он (Токтамыш) очнулся только тогда, когда бедствия окружили его, а львы смертей схватили его, и змеи копий да ехидны стрел уязвили его. Он несколько (времени) обходил их и долго кружился вокруг них; затем пал убитый. Из битв это был шестнадцатый раз, закончивший столкновение и порешивший разлуку (с жизнью). Утвердилось дело Даштское за правителем Идику, и отправились дальний и ближний, большой и малый, подчиняясь его предписаниям. Сыновья Токтамыша разбрелись в (разные) стороны: Джалал ад-Дин и Каримбирди (ушли) в Россию, а Кубал и остальные братья — в Саганак…

Потом Идику из края Северного поднялся с войсками (многочисленными), как песок, и с решимостью да осмотрительностью двинулся во владения Хорезмские, которыми правил наместник (Тимура), по имени Мусика. Узнав о Татарах, последний убоялся гибели своей и ушел, забрав с собою своих людей и приверженцев. Это было после нашествия Татар Румских, которые ушли к Аргун-шаху (полководцу Тимурову) и перебрались через Джайхун, в то время замерзший. Вернулся Аргуншах в свое местопребывание, и прибыл Идику в Хорезм да овладел им. Двинулся он (оттуда) с конницей своей к Бухаре, опустошил окрестности ее, но затем вернулся в Хорезм, потому что в Джагатайе уже запылал огонь (брани) и причинил зло. В Хорезме и областях его он поставил со своей стороны человека, по имени Анка…

Устраивалось дело людское по указам Идику: он водворял в султанство кого хотел и смещал его с него, когда хотел; прикажет — и никто не противится ему, проведет грань — и (никто) не переступит этой черты. К числу тех, которых он поставил, принадлежат Кутлугтимур-хан и брат его Шадибек-хан, затем — Фулад-хан, сын Кутлугтимура, а потом — брат его, Тимур-хан. В его (Тимурханово) время расстроились дела; он не вручил свои бразды (эмиру) Идику, сказав: «Нет за ним ни славы, ни почета; я передовой баран (т. е. глава), которому повинуются, как же я стану подчиняться (другому); я бык (вождь), за которым следуют, так как же я стану сам идти за другим». Возник между ними обоими разлад, появилось со стороны ненавистников скрытое лицемерие, пошли бедствия и несчастия, войны и враждебные действия. В то самое время, когда сгущались мраки междоусобиц и перепутывались звезды бедствий, между обеими партиями в сумраках Даштских,